Цыганская доверенность. Новой плеяде юристов…
Что может быть хуже, чем вложить в кого-то всю свою душу, а потом оказаться брошенным? Вложить душу — это не просто слова. Вложить душу — это когда ты взваливаешь на себя чью-то ношу: тебе тяжело, но ты не отказываешься, несёшь её, кряхтишь, тужишься, плачешь, но тянешь.
быть хуже, чем вложить в кого-то всю свою душу, а потом оказаться брошенным? Ведь вложить душу — это не просто слова. Вложить душу — это когда ты взваливаешь на себя чью-то ношу: тебе тяжело, но ты не отказываешься, несёшь её, кряхтишь, тужишься, плачешь, но тянешь.
Оказывается, есть ещё худшее, чем когда тебя оставляют ни с чем. Это когда тебе никак не компенсировали твои душевные силы, вложенные в эту ношу. Груз ведь теперь твой, а не его или её.
Я часто вспоминаю слова Джорджа: «Миллионы людей в беде не оттого, что не компенсировали дом, машину или деньги, которые остались у них после того, как они бросили кого-то. Они в беде оттого, что не знают о последствиях такого поступка. Не подозревают, что эти ценности окроплены частичками души брошенного человека».
Эту истину я уже битый час аккуратно доносил до Сэма (как мы между собой звали Семёна), казалось бы, опытного уже адвоката, владельца собственной конторы. И получалось это у меня слабо.
– Что я могу сделать? – возмущался он. – Это один из самых крутых людей в нашем городе, и имел он в виду все эти суды. Они и в лучшие-то времена не работали, а теперь так и подавно.
А ситуация такова: клиент Семёна после 15-ти лет совместной жизни объявил своей жене о разводе, оставив ей двухкомнатную квартиру и старенький Хендай. И это с двумя детьми!
Когда такое известие к тебе приходит вдруг, оно сродни сообщению о неожиданной смерти близкого. Ты ещё долго приходишь в себя, не веря в случившееся. Но когда узнаёшь, сколько на самом деле стоили все твои переживания — за его жизнь, за все его кризисы, потери, за моменты, когда его кидали и пугали, когда ты вставала ночью, чтобы открыть ему дверь и привести его в порядок — то попадаешь в самую страшную адову нору: обиду. Хочется умереть, и только дети не дают тебе это сделать. Да, по закону у неё есть право на все его бизнесы, нажитые в браке, и Сэм прав насчёт судов.
– Согласен. У неё мало шансов, – сказал я, но Семён, не унимаясь, воскликнул:
– Мало, говоришь? Да их нет вообще!
– Их нет, потому что ты обычный клерк… стряпчий, а не Кони или Плевако. Ты простая канцелярская функция в системе этого прогнившего мира. Потому так и считаешь.
Я уже давно его тренировал. Ну, знаете, когда боксёр открывает подбородок, а тренер не стесняется его ударить именно в это место, хотя и не так сильно, как противник — это учит. И он тебе благодарен. А когда это ему однажды помогает, и он может постоять за себя или за свою девушку, все эти удары становятся для него бесценным эликсиром. Мне казалось, именно таким тренером я был для Сэма. Наверное, поэтому он держал мои «удары». А они бывали болючими.
– А чтобы ты сделал? – кивнул он головой.
– Меня смущает не то, что ты спрашиваешь об этом, а то, почему ты не видишь решения.
– Что-нибудь, наверное, из твоих штучек — на грани закона?
– Не бывает на половину беременности. Решение законное или нет. А вот праведное ли оно… именно это имеет значение. Я знаю, как делать законность и праведность, а не что-то одно. Юристу конец, если он не может удерживать эти две вещи одновременно. Про адвоката дьявола слышал?
– Не тяни, говори уже.
– Я скажу. За мной не станет! Это моя обязанность. Ты же для этого ко мне ходишь? А тут дело не в юридической технике. Нужно понимать, почему жена этого местного олигарха права.
Я сделал акцент на слове «почему».
– Ясное дело, почему, – воскликнул Сэм, – по закону ей положено. Так записано в Гражданском кодексе.
– Я же говорю, что ты канцелярская функция, а не Кони. – Он зыркнул на меня, и я добавил: – Стряпчий. Это они живут только по закону. Им бы понять, что римское право — это спущенное сверху одеяло Бога, но для этого надо бы попытаться постичь его, а не зазубрить норму. Почему, скажи, правило о совместно нажитом имуществе правильное? Это надо понимать! А не просто запомнить, что такая норма есть в законе.
– И почему же?
– Это ты поймёшь, когда мы пойдём к твоему клиенту вместе. Когда у тебя встреча с ним назначена?
– Завтра, на десять, – ошарашено ответил он.
– Вот и хорошо. Представишь меня как своего помощника. Не переживай, я не надену Бриони и приду в засаленном пиджачке. Скажешь ему, что чувак съел зубы на бракоразводных процессах и утверждает, что если кое-что не учесть, могут быть проблемы, выходящие даже за рамки физической опасности.
– Ты серьезно? – спросил он меня слегка испуганно.
– Я когда-то врал тебе?
Семён ещё долго смотрел на меня, слабо понимая, что происходит, и я решил разрядить обстановку.
– Давай я тебе пока приведу самый простой пример, как можно поступить. Я однажды это провернул. Не могу сказать, что всё прошло гладко, но это был выход лучше, чем оставаться терпилой.
И я рассказал ему коротко суть ситуации, которая сводилась к тому, что я посоветовал одному человеку продать часть своих акций лицу, которому было выгодно потрепать нервы его оппоненту (они были конкурентами и, к тому же, ненавидели друг друга). Это вроде того, как дать доверенность цыганам на часть кафешки, в которой твой партнёр решил тебя кинуть.
– Но здесь нет ни доли, ни акций. Это общая, семейная собственность, – заметил Сэм.
И я объяснил. Он, правда, чуть со стула не съехал — такое сильное озарение у него случилось.
Я растолковал ему, что у жены клиента есть законные права требования. Да, не бог весть что, но это законное право. И требовать по закону — это тебе не в истерике взывать к верности на домашней кухне. Короче, право требования легко передаётся кому-то из канцелярии дьявола, а тот уже быстро находит претендента на имущество.
Сэм с интересом слушал меня.
– Можно, – продолжал я, – например, выйти с предложением к лицам, которые враждуют с мужем этой женщины, так сказать, продать доверенность на судебный спор. Адвокаты набросятся как шакалы, и тот потеряет свой покой на долгое время. Это ведь уже покушение на его бизнес, а не просто на имущество: суд постановит до окончательного разбирательства ввести жену в управление компаний, и от такой идеи у благоверного быстро спеси поубавится. И это при том, что все понимают: войдёт в управление не жена, а её «законный» представитель.
«Теперь он мне верит», – подумал я, – он ведь ещё не сталкивался со мной в таком амплуа».
– Звучит красиво, – выронил он угрюмо. – Но больно уж фантастикой попахивает.
– Это потому, что нет главного, – добавил я и цокнул языком.
Он уже знал: сейчас что-то должно выпасть из моего рта на тысяч сто долларов.
– Права требования дублируются на тонком плане. Об этом мало кто знает, – сказал я. – Суть состоит в том, что весь его многомиллионный бизнес окроплён частицами страданий его жены. Можно сказать, квантами боли. Тонкое и материальное ведь здесь соединены.
Я много раз замечал, что эзотерика, если она от истины, часто бьёт по мозгам именно так: ты её не принимаешь из-за предубеждения, но не можешь отбросить из-за сильного ощущения правды. Необъяснимое ощущение!
– Только ты учитывай, – продолжил я, – это смоделировано на глаз. Например, можно проинструктировать женщину и предложить, чтобы она показала мужу этот вариант. Так что в вашем адвокатском деле без психологии никуда. Просто добавляй к холодному закону горячую правду. Она всегда прячется в уголках психики клиента.
На этом мы и закончили разговор. Следующая наша встреча произойдёт завтра. Я приблизительно понимал, что говорить на ней. Мне ведь было важно не олигарха убедить, а показать Семёну, почему проблемы этого бизнеса выходят за рамки физической опасности.
Мы встретились у клиента в офисе. Такой себе обычный офис олигарха: всё красиво и по-богатому. Я сразу перешёл к делу и объявил, что в сложившейся ситуации его проблема не просто лежит в той плоскости, что жена может воспользоваться «цыганской доверенностью». Рассказав ему примерно то, что вчера поведал Сэму, я довольно убедительно объяснил все юридические тонкости, которые при наличии «силовой поддержки» не оставят мокрого пятна от него и его бизнеса. Это ведь не просто вопрос стоимости, а появление в управлении его «святыней» чужих людей. Так что эффект «цыганской доверенности» на него подействовал сильно.
Всё произнесённое дальше было не для него, а для Семёна. Я смотрел в глаза этому важному человеку, обращался к нему, но моё внимание было не на нём. Оно сконцентрировалось на Сэме. И совесть моя была чиста: я ведь уже помог этому бизнесмену. Вряд ли бы он сам подумал о «цыганской доверенности» в это сложное время.
– Чисто технически, – говорил я, глядя в глаза клиенту, – Вы отобьёте этот наезд, хотя из боя выйдете изрядно потрёпанным. А бой точно будет, если на стороне Вашей жены, не дай бог, появится кто-то из Ваших конкурентов. Правда и то, что истинная смерть, – я показал кавычки двумя пальцами, – будет поджидать там, где мы её никогда не ждём. В следующий жизни, скорее всего, Вы встанете на место своей жены, а она на Ваше. Про карму слышали? Или полагаете, что всё это бред эзотериков?
Он буквально рот открыл. Такое услышать от адвоката! Мой расчёт был прост. Если ты уже убедил однажды человека в чём-то, то и в других вопросах это даёт тебе новые возможности (как минимум, не быть выгнанным сразу после первого предложения – эффект ещё в действии).
– Извините, – добавил я, – что пришлось затронуть эту тему, но ведь Вы и сами знаете, что порча работает. Так ведь?
Я пристально смотрел на него. Мне нужно было узнать, пользуется ли он подобными методами. По моим данным, нет ни одного олигарха даже местного значения, который бы не стремился попасть в масонскую ложу или не прибегал бы к услугам чёрной и всякой прочей магии. Людям простым такое неизвестно, но суть от этого не меняется: они этим не кичатся, держа всё в строгой тайне. Недавно мне один в шутку так и сказал: «Не дай бог, если кто-то увидит, как ты со своим министром забил двух оленей на заклание».
По мимике клиента я сразу понял: он из этой «группы риска». Но мне не нравилось то, что я сделал – попросту напугал его. Собственно, это стало понятно уже через секунду, когда он зло выругался и, обвинив меня в манипуляции, попросил из кабинета.
Мы с Сэмом поднялись, я учтиво извинился за бестактность и положил на стол свою визитку.
– Там не всё так просто, – сказал я, посмотрев на него и подтолкнув пальцем визитку по глади письменного стола. – Я здесь на Вашей стороне. Просто тема для Вас необычная. Вы ведь профессионал и знаете, что профи никогда не играет только на одной стороне. Это я о себе…
Видимо, его это зацепило.
– А в чём, собственно, Ваш интерес? – спросил он довольно грубо, но я понял, что у меня появился шанс.
– Видите ли, в чём дело. Я не по своей воле оказался втянут в эту историю. А по тем законам, о которых я Вам говорил выше, не имею права пройти мимо. Там, – я кивнул головой вверх, – всё происходит не согласно структуре правоотношений — юридической связи. Если я пройду мимо и не сообщу Вам о последствиях – это уже будет моей кармой. Так что я здесь решаю исключительно меркантильную задачу — свою.
– А если я Вам откажу?
– В чём? – улыбнулся я. – Я ведь ничего не просил. Я пришёл сделать своё дело, как бы Вы на него не среагировали. Кстати, я позаботился и о Вас… это я о «цыганской доверенности». Моя совесть чиста. А что делать Вам, не моё дело.
– Но почему Вы были так настойчивы? Это показывает Вашу заинтересованность. Всё это можно было передать и через Семёна.
– Вы правы, – ответил я, посмотрев сначала на Сэма, потом на олигарха. – А настойчив я потому, что это важнее, чем моя или ваша физическая безопасность.